Салемские колдуньи Les sorcires de Salem смотреть онлайн

Небольшой американский городок Салем, конец XVII века. Отверженный своей женой-пуританкой фермер Джон Проктор становится любовником своей приёмной дочери, 17-летней Эбигейл. Узнав о проделках мужа, супруга Элизабет требует выгнать девушку из дома, и Джон безвольно соглашается. Затаив обиду, Эбигейл решает отомстить и обвиняет Элизабет в колдовстве, мгновенно привлекая к той внимание властей.

В 1943 году Дрейер снял свой фильм о ведьмах «День гнева». Удивительно, как изменилась интонация датского кино относительно ведьминской темы! В старой немой трагикомедии Кристенсена 20-ых годов процессы над колдуньями были поданы как причудливая фантастика, страшновато-забавная в цивилизованное время, время революции в психиатрии, когда истерией и сомнамбулизмом так легко объяснить чертей и одержимость, что и продемонстрировано в конце фильма Кристенсена. Но лаконично-патетический, мрачный дрейеровский фильм повествует о ведьмах серьезно, словно из глубины веков. Обвиненные в колдовстве — жертвы, ничуть не комичные, и «день гнева» настигает их судей еще при жизни, а что потомa И вот фильм Раймона Руло подхватывает дрейеровскую серьезность и патетичность в трактовке темы, трагичность, которой «Салемские колдуньи» во многом, вероятно, обязаны и создателям сценария — Артуру Миллеру и Жану-Полю Сартру. Людям, как известно, небезразличным к европейским событиям 30-40-ых годов. То, что лишь угадывалось в иносказании Дрейера, рельефнее выступило на поверхность у Руло, благодаря, конечно, дуэту Ива Монтана и Симоны Синьоре, в котором экспансивности Монтана соответствует строгость и линеарность игры Синьоре. И Дрейер, и Руло, конечно, были обеспокоены не столько историческими «ведьмами», которых только и знал Кристенсен, сколько беспомощностью человека перед злом, исходящим от других людей, злом и равнодушием, которое так хорошо умеет притвориться беспристрастностью, спрятаться за иллюзию своей правоты. Объяснять надо было уже не «истерию» обвиняемых, а то, что собой представляли обвинители и палачи. Конечно, «День гнева» и «Салемские колдуньи» — фильмы, в которых режиссеры попытались сказать о том, о чем было еще очень трудно говорить без аллегорий, и в 43-ем, и в 57-ом. Обретенный опыт массового истребления, доносов, клеветы, приговоров невинным, жестокости и подлости зашкаливал. Художественного языка для этого опыта просто еще не было. Казалось бы — снимай по свежим следам, снимай о том, что происходило рядом с тобой, почти на твоих глазах. Но культура устроена не так просто. Ничто не приходит туда с улицы. Выразить новый и небывалый опыт на языке культуры — значит, обновить, переосмыслить уже что-то, в языке культуры содержащееся. Неслучайно участник Сопротивления Камю, для которого было вроде бы несложно рассказать о пережитом, поведал о нем в двух аллегориях — «Чуме» и «Калигуле». Уже позже кинематограф сумел сказать об этом опыте почти документалистски — в фильмах «Человек в стеклянной будке», «Добрый вечер, господин Валленберг» и многих других. Валленберг существовал, как прототипом «человека в стеклянной будке» был в некоторой степени не менее реальный Эйхман. Но в 57-ом году зритель очень хорошо понимал, к чему затеяно повествование о не менее реальных салемских «колдуньях». И если Дрейер снял тяжелую психологическую драму-притчу о зле и страхе, религиозную притчу, то рассказ у Руло менее абстрактен. Обвинения, которые обрушены на головы героев «Салемских колдуний» — бред, клевета, позор для судей. Режиссер намеренно отказался от амбивалентности, сосредоточив внимание на случайных жертвах, на почти мелодраматической интриге, вплетенной в канву салемского процесса. И все же это фильм о судьях. Потому что страдания жертв и дьявольская решимость судей требуют объяснения — как это могло произойти, что бредням «одержимых» девушек, то и дело готовых отказаться от своих свидетельств, так настойчиво верили, так желали поверить. Режиссер показывает в действии бескомпромиссную идеологию — в буквальном смысле, жестокое христианство пуритан 17 века и их своеобразно понимаемую заботу об обществе, в иносказательным смысле — более современные идеологии, оправдывающие ложь и насилие, оплевывание и подавление личности во имя неких целей, которые, разумеется, всегда «святы». 8 из 10