Евгений Гришковец: Как я съел собаку (видео) смотреть онлайн

Пять лет тому назад на одну московскую сцену вышел парень лет тридцати с небольшим. Вышел и сообщил, что он сейчас расскажет про человека, которого больше нет, в смысле — он раньше был, но потом его не стало, — так что когда зрители будут слышать со сцены «я подумал…», то это будет именно про того человека.Парня звали Евгений Гришковец, и он помнил то, о чем другие люди вспоминают мимоходом и никогда не говорят вслух — о дембельском альбоме, об обиде, что мультфильм, которого так ждал, оказался кукольным, об ощущении того, как течет время. Тот монолог назывался «Как я съел собаку», и он поделил театральную реальность.Была жизнь до Гришковца — и есть жизнь с Гришковцом. Вернее было бы сказать, что пять лет назад вместе с Гришковцом — с его монологами и пьесами, где поровну слов и междометий и нет ни капли фальши, с его обаятельной манерой говорить, словно он с трудом подбирает слова — в театр пришла жизнь. Того спектакля он больше не играет — вместо него появились другие, с тех пор он съел собаку, подбирая самые точные слова для универсальных человеческих эмоций; по-существу, он научил театр говорить человеческим языком.

Что такое театрa Это много-много актёров, играющих спектакли. Какие-то люди всё время носятся по сцене, изображают настоящих людей, произносят животрепещущие монологи о сложности жизни и философии и делают они это не один раз, как в кинематографе, а в каждое своё выступление. Изо дня в день. Из года в год. Из жизни в жизнь. И они настолько научились говорить, что со временем они начали говорить слишком высоким и непонятным языком. Какие-то «небесные» метафоры, вечные ссылки на непонятные латинские фразы и излишняя гордость. Гордость от того, что никто это лучше и совершенней не сделает. Как мне кажется… Но шло время, люди менялись, простые зрители устали не понимать лучших актёров театра. И театр потихоньку начал превращаться в могилу, на которую ходят лишь из уважения и надежды на то, что про тебя скажут: «Какой он, однако, умный — в театр ходит…" Так я, по крайней мере, представлял себе театр. Я ходил когда-то на спектакль. Уже давно и я даже не помню, что это было, но помню, что это было слишком сложно для меня. Что-то… грустное и слишком заумное. Даже, охота сказать, занудное. Сразу представляется долговязый мужчина в очках, который читает вслух произведение Пушкина. Монотонно и без интереса. И тогда я подумал, что я слишком мёртв и глуп для театра, раз не могу чувствовать то, что «должен» чувствовать каждый эстет. И каждый раз, глядя с экрана телевизора на гордых актёров театра, особенно если они играли какие-то средневековые и чуть позже роли, я видел надменные взгляды, которые говорят, что дорога в высокий мир совершенных мыслей мне закрыта. И я переключал телевизор на канал, по которому шли мультфильмы. Каждый раз. Когда на сцену впервые вышел Гришковец, я уже очень сильно закрепил узел на ящик с надписью «Театр». И только спустя пять лет, я всё же заинтересовался этим человеком. Но заинтересовало меня не его умное и очень близкое и понятное по выражению лицо. И не простые описания его спектаклей на мелких бумажках. И не то, что он играет в одиночку. Привлекли внимание его короткие рассказы на разные простые темы, рассказанные под музыку в формате MP3. А рассказывал он до того просто и понятливо, что мне казалось, что он всё это делал специально для меня. Чтобы я всё понял, он просто подстроился под мой разум. И только тогда я понял, почему была жизнь до Гришковца, и есть жизнь с Гришковцом. И, кажется, что театр предлагает по новому ощутить свои просторы, словно Церковь, отпустившая мне все грехи, предлагает вновь сесть рядом с верующими. Гришковец не ведёт монолог, не рассказывает нам историю жизни. Он разговаривает с нами о ней. Все его жесты, заминки, междометья, повторы и погрешности, они как бы… создают атмосферу дружеского застолья. Словно сидишь за столом, упершись подбородком в кулак, и в полусонном опьянённом состоянии слушаешь, как он описывает годы своей жизни. Рассказывает и описывает свои чувства, и каждая его заметка подчёркивает такие простые, но… важные особенности жизни, что хочется вдруг сказать: «Да! Точно! А ещё…" И потом понимаешь, что ничего «ещё» сказать не можешь, потому что всё, что нужно, кратко и красочно рассказал тебе Женька Гришковец, твой собутыльник. В начале спектакля «Как я съел собаку», Евгений предупреждает, что сейчас вот он уйдёт со сцены, снимет очки, рубашку и ботинки, и на сцену взойдёт уже другой человек. Персонаж. Персонаж, которого всё же зовут Евгений. И которому всё же даёшь «невольно» фамилию Гришковец, хоть и знаешь, что это и есть Гришковец, а «Как я съел собаку» — это часть его биографии. И, кажется, что и сам персонаж и человек переплетаются друг с другом, как бы это странно не казалось — всё же и там и там — Гришковец. И хочется сказать, где есть человек, а где персонаж, однако не можешь этого понять. И слушаешь о молодости его. Даже и не понимаешь, что он говорит о себе, потому что о молодости он рассказывал лишь ощущения и простые и яркие моменты мгновенных желаний, о которых не задумываешься, но теперь, вспомнив их, невольно улыбаешься, потому что Евгений всё это знает, всё знает о тебе. О русском человеке. А потом он рассказывает о себе, как о персонаже. Или о персонаже, как о себе. И даже, кажется, что нет никакого персонажа, нет роли, потому что он — это всё он. Но, ведь, это спектакль — там должны быть актёры и роли. Иначе не будет спектакля. В общем, он говорил, и так чётко подметил момент рождения себя, как моряка, что … просто молчишь. Да и не надо говорить. Нужно слушать. Слушать и слышать. Смотреть и видеть. Спектакль Гришковца «Как я съел собаку» — это настоящий тонкий и горький русский юмор. Ирония, от которой местами хочешь плакать и смеяться. Не дико гоготать, а смеяться. Смеяться секунды три. Понял, оценил, уважил, продолжил слушать. Жесты, мимика, подражание … чувствуешь особенную простоту. Оригинальный повтор. Как любят теперь говорить многие, просто о сложном. Гришковец рассказывает свою историю, но не так, чтобы все сказали: «Блин, он такой уникальный!», а так, чтобы все почувствовали, что он — один из нас, простых жителей. Он так же, как и все ненавидел школу, когда рано утром, холодной зимой, распахивает дверь подъезда и с ощущением неизбежного смотрит вдаль, где среди ветров и сквозь темноту стояла его школа. А там класс, на стене которого тоже висела Периодическая таблица элементов Менделеева, а рядом и сам грозный Менделеев, который всегда мешает сосредоточиться своим мрачным взглядом. Он так же, как и все … или многие … отгрызал катушки из снега, застрявшие в варежках, а потом долго отплёвывал шерсть. Он так же, как и все, задавал глупые вопросы. Он так же, как и все… был. Так же как и все будет. И так же, как и все есть. Он рассказал нам историю человека в русском формате, с русскими особенностями, как русский, а не как биолог-социолог. Как говорится, всё гениальное просто. Гришковец прост и этим он великолепен. Великолепен тем, что смог показать, что такое простота, с точки зрения собеседника напротив, а не с точки зрения изнутри своей головы. Он показал, что каждый зритель, его слушавший — это не отдельное существо, одинокое из-за самого себя, а часть русского. Часть русской души. Как и сам Гришковец. Как и мы все.